Неточные совпадения
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и
татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» —
отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.
Пугачев посмотрел на меня с удивлением и ничего не
отвечал. Оба мы замолчали, погрузясь каждый в свои размышления.
Татарин затянул унылую песню; Савельич, дремля, качался на облучке. Кибитка летела по гладкому зимнему пути… Вдруг увидел я деревушку на крутом берегу Яика, с частоколом и с колокольней, — и через четверть часа въехали мы в Белогорскую крепость.
— Не могу знать, —
ответил с унынием, но поспешно и твердо
татарин.
В третьем взводе произошло серьезное замешательство. Молодой солдат Мухамеджинов,
татарин, едва понимавший и говоривший по-русски, окончательно был сбит с толку подвохами своего начальства — и настоящего и воображаемого. Он вдруг рассвирепел, взял ружье на руку и на все убеждения и приказания
отвечал одним решительным словом...
— Oui je comprends [Да, я понимаю (франц.).], —
отвечал татарин, осклабляясь.
Дружный крик
отвечал князю, разбойники бросились на
татар, и закипела резня.
— Государь, —
ответил Серебряный скромно, — из тюрьмы ушел я не сам, а увели меня насильно станичники. Они же разбили ширинского мурзу Шихмата, о чем твоей милости, должно быть, уже ведомо. Вместе мы били
татар, вместе и отдаемся на твою волю; казни или милуй нас, как твоя царская милость знает!
— Постойте, ребята! — сказал Серебряный, — расспросим его наперед порядком.
Отвечай, — сказал князь, обращаясь к
татарину, — много ль вас? Где вы станом стоите?
— А до того, —
ответил Годунов, не желая сразу настаивать на мысли, которую хотел заронить в Серебряном, — до того, коли царь тебя помилует, ты можешь снова на
татар идти; за этими дело не станет!
— Дали ему гривну на дорогу и отпустили, —
ответил Поддубный. — Тут попался нам мужик, рассказал, что еще вчера
татары напали на деревню и всю выжгли. Вскоре мы сами перешли великую сакму: сметили, по крайнему счету, с тысячу лошадей. А там идут другие мужики с бабами да с детьми, воют да голосят: и наше-де село выжгла татарва, да еще и церковь ограбили, порубили святые иконы, из риз поделали чепраки…
Ему
отвечали, что то Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский справляет поминки по сыне Максиме Григорьевиче, убитом
татарами.
— Близка стан, бачка, близка! — поспешил
отвечать татарин, — не больше отсюда, как десята верста!
Татарин, не
ответив, подошёл вплоть к столу, остановился, наткнувшись животом на угол его, и сказал, слегка упрашивая...
— Есть, есть! — согласно кивая головой,
ответил татарин. — Пошёл молодой — бульно хорош людя!
Хозяин не
ответил, а
татарин не сразу и тихо сказал...
— Здесь скотина мелкий, — грустно
отвечал татарин.
Но
татарин, не
отвечая, растаял в узкой щели дорожки среди чёрных ветвей, и это было жутко. Кожемякин встал, оглянулся и быстро ушёл из сада, протянув руки вперёд, щупая воздух, и каждый раз, когда руки касались ветвей, сердце пугливо замирало.
— Чорт их знает! Тьфу! Хозяина настоящего нету, на какую — то кригу, [«Кригой» называется место у берега, огороженное плетнем для ловли рыбы.] говорят, пошел. А старуха такая дьявол, что упаси Господи, —
отвечал Ванюша, хватаясь за голову. — Как тут жить будет, я уж не знаю. Хуже
татар, ей-Богу. Даром что тоже христиане считаются. На что
татарин, и тот благородней. «На кригу пошел»! Какую кригу выдумали, неизвестно! — заключил Ванюша и отвернулся.
— Весь, как есть, профуфырился! —
отвечал приказчик, осклабляя желтые, как янтарь, зубы. — И бог весть что такое сталось: вдруг закурил! Как только что попал в круг к бабам, так и заходил весь…
Татар этих поить зачал, поит всех, баб это, девок угощать зачал, песельников созвал… ведь уж никак шестой штоф купил; за последние два полушубок в кабаке оставил, и то не угомонился! Опять за вином побежал!
А, говори:
татарин?» И уж тут Кулигин не смеет
ответить ему: «Хочу так думать, и думаю, и никто мне не указ».
— Да разве вы забыли, что этот
татарин, на мой вопрос: как примут нас московские жители,
отвечал, что вряд ли сделают нам встречу; но что освещение в городе непременно будет.
На Керчь мы шли уже не берегом, а степью, в видах сокращения пути, в котомке у нас была всего только одна ячменная лепёшка фунта в три, купленная у
татарина на последний наш пятак. Попытки Шакро просить хлеба по деревням не приводили ни к чему, везде кратко
отвечали: «Много вас!..» Это была великая истина: действительно, до ужаса много было людей, искавших куска хлеба в этот тяжёлый год.
— Ни!.. Ни! —
отвечал с расстановкой
татарин. — Не мешана. Он умный человек. Она все знает, книжка много читала, читала, читала, все читала и другим правда сказывала. Так, пришла кто: два рубля, три рубля, сорок рубля, а не хошь как хошь; книжка посмотрит, увидит и всю правду скажет. А деньга на стол, тотчас на стол — без деньга ни!
— Иок, —
ответил, зевая,
татарин.
— Махмет Бактемирыч наверх пошла. У палатка, —
отвечал татарин, оглянув с ног до головы Смолокурова. — Айда наверх!
— С ханом не можнá наливка пить, — чинно и сдержанно
ответил татарин. — Хан балшой человек. Один пьет, никаво не глядит. Не можнá глядеть — хан голова руби, шея на веревка, ножá на горлá.
— Да уж кто бы там ни калякал, а ты сам знаешь, что говорю необлыжно, —
отвечал Марко Данилыч, гля́дя пристально на прищуренные глазки
татарина.
Не сразу
ответил татарин. Подумал-подумал он, посчитал на пальцах и сказал наконец...
— Аранбург, так — Аранбург, —
отвечал бай. — Перва гильдя купса, три мендаль на шея, — с важностью
отвечал татарин.
Неприятель действительно поставил два орудия на том месте, где разъезжали
татары, и каждые минут двадцать или тридцать посылал по выстрелу в наших рубщиков. Мой взвод выдвинули вперед на поляну и приказали
отвечать ему. В опушке леса показался дымок, слышались выстрел, свист, и ядро падало сзади или впереди нас. Снаряды неприятеля ложились счастливо, и потери не было.
— Счастлив побежденный, —
отвечал Эренштейн, — если его новый господин стоит на высшей степени образования, нежели он сам; горе ему, если он попадет под власть
татарина! Сила чего не делает!